|
Пришедшая
к власти,
но в то же время склонная к компромиссу
с бывшим господствующим классом буржуазия
разрушила основы физической культуры
феодализма.
Одновременно, оттеснив на задний план
старые обычаи,
она создала условия для появления таких
более высоких по степени своего развития
форм спортивной деятельности, в которых
нашли отражение новые задачи общества
в области материальных благ, здравоохранения
и развлечений.
Это находило также свое проявление в
так называемом «джентльменском» спорте,
культивировавшемся среди обуржуазившейся
аристократии и богатой буржуазии.
Буржуазную
сторону джентльменского спорта составляли
коммерческие сделки, заключавшиеся во
время конных скачек, соревнований по
бегу и боксу.
Простейшая формула: боксер (продавец)
— менеджер (посредник) — зритель
(покупатель). Конкретно же спортивной
деятельностью «джентльмен» — буржуа
занимался лишь в самых редких случаях.
Аристократическую же сторону олицетворяли
закрытые охотничьи клубы, клубы верховой
езды, игры в крикет, катания на коньках
и яхт-клубы.
Здесь часть представителей бывшего
господствующего класса вела активную
общественную и спортивную деятельность.
Их эксклюзивные устремления проявлялись
уже в более сложной сфере общественного
манипулирования.
Провозглашавшийся
в трудах Локка принцип полезности
привнес в английскую физическую культуру
не заботу об укреплении здоровья,
физической подготовке или отдыхе людей,
а чистое корыстолюбие.
В конце XVII века «джентльмены» — устроители
конных скачек стали заключать пари на
огромные суммы денег на резвость и
выносливость своих лошадей. В
погоню за деньгами вскоре включились
и зрители. Наступила горячка, в условиях
которой денежные махинации и конъюнктурные
сделки распространились и на область
спорта. В местах проведения конных
состязании были отгорожены особые
площадки (ринги), где орудовали букмекеры,
специализировавшиеся на заключении
сделок.
Существовала
любопытная взаимосвязь между рингами
в местах проведения конных состязаний
и развитием бокса как вида спорта.
Кровавые
драки из-за частых злоупотреблений были
на рингах в местах проведения конных
состязаний повседневным явлением. Эти
драки становились таким же зрелищем,
как и скачки. Пытаясь предотвратить
несчастные случаи и скандалы, организаторы
состязаний со временем перестали
допускать на ринг людей, вооруженных
палками, оружием или какими-либо другими
приспособлениями. Таким образом,
единственным эффективным средством
решения спора становился кулачный бой.
А поскольку ринги были открытыми,
общественное мнение принуждало дерущихся
придерживаться некоторых обусловленных
правил, которые не позволяли превращать
поединок в грубую схватку, не разрешали
таскать противника за волосы, бить его
ногами, душить.
Решающую
роль в том, что бокс становился одновременно
и средством самозащиты и вопросом
престижа, играло то обстоятельство, что
примитивные органы управления в быстро
развивающихся городах были неспособны
поддерживать порядок. В жизни все более
утверждалось право кулака и самосуд,
который определялся нормами и обычаями,
господствовавшими в народе. Даже
аристократия в Лондоне, насчитывавшем
несколько сотен тысяч жителей, вынуждена
была нередко решать споры с помощью
таких форм, как драка, кулачный поединок,
борьба или рукопашная схватка. Согласно
лондонским источникам конца XVII века,
применение кинжала или меча стало для
аристократа почти невозможным с моральной
точки зрения. Херберт Шёффлер в своей
книге «Англия — страна спорта» приводит
пример с одним пострадавшим французским
аристократом. Посетивший Лондон Мартин
Нотге не знал местных обычаев и во время
одного из инцидентов выхватил кинжал.
Однако в собравшейся толпе оружие у
него отняли, били кинжалом по спине, а
затем разломали кинжал на куски. Вслед
за этим ему нужно было помериться силами
со своим противником в поединках по
борьбе и боксу, последствия которых для
него, по его собственному признанию,
были плачевными.
Стремление
к наживе и изменившиеся общественные
условности заставили городское дворянство
начала XVIII века также отказаться от
фехтования и дать право гражданства
боксу. Хотя воспитатели больше
покровительствовали борьбе, аристократы,
получившие подготовку в фехтовании,
считали, что приобретенные здесь
технические и тактические навыки они
наилучшим образом используют на поприще
бокса. Прежние мастера фехтования на
палках и с кинжалом, и среди них Джеймс
Фигг, считающийся основателем английского
бокса, перешли к овладению «благородным
искусством самообороны».
Когда
бокс приобрел всеобщую популярность,
ловкие «покровители» сделали приуроченные
к конным состязаниям поединки на ринге
самостоятельными и проводили их, заключая
пари и сделки на таких же условиях, как
и конные состязания.
Атмосферу
и дух прежних состязаний, пусть с
некоторой долей преувеличения, хорошо
заставляет почувствовать Виктор Гюго
в XII главе романа «Человек, который
смеется».
«...Самые
знаменитые состязания в боксе происходили
в ту пору в Ламбетском приходе. Многие
из джентльменов держали пари. Общая
сумма пари превышала 40 тысяч гиней, не
считая негласной игры...
Оба
бойца были обнажены до пояса, весь костюм
их состоял из коротких панталон,
застегнутых на бедрах, и башмаков на
подбитой гвоздями подошве, зашнурованных
у щиколоток. Шотландец Хелмсгейл был
низкорослый малый, не более 19 лет от
роду, но уже со швом на лбу. Он был легок
и проворен, ростом не выше маленькой
женщины, плотен, приземист, коренаст, в
его фигуре было что-то угрожающее...
казалось, каждый мускул его был
предназначен для кулачного боя. В его
крепком, лоснящемся, коричневом, как
бронза, торсе была какая-то собранность.
Когда он улыбался, обнаруживалось
отсутствие трех зубов...
Его
противник был огромен и широк, иными
словами, слаб. Это был мужчина лет сорока,
шести футов роста, с грудной клеткой
гиппопотама, очень кроткий на вид. Ударом
кулака он мог бы проломить корабельную
палубу, но не умел наносить этого удара.
Ирландец представлял собою преимущественно
удобную мишень для противника и,
по-видимому, принимал участие в боксе
не столько для того, чтобы наносить
удары, сколько для того, чтобы получать
их. Однако чувствовалось, что он
продержится долго...
Поляна,
выбранная для поединка, простиралась
за Медвежьим садом, где некогда происходили
бои медведей, быков и догов... Дул северный
ветер, моросил дождь, была гололедица.
Среди собравшихся джентльменов можно
было сразу узнать отцов семейства по
раскрытым зонтам... Первые три схватки
прошли вяло, и высокопоставленные
зрители начали выражать недовольство.
Они хотели видеть кровь.
В
четвертой схватке дружбе пришел конец.
Вдруг низкорослый шотландец бросился
вперед. Начался настоящий бой... Словом,
оба бойца были выбраны вполне удачно.
Великан ирландец оказался жертвой
собственных преимуществ: большой рост
и вес делали его неповоротливым. Руки
его были настоящими палицами, но тело
— мертвым грузом. Маленький шотландец
бегал, разил, прыгал, скрежетал зубами,
быстротою движений удваивал свою силу,
пускался на всякие уловки. С одной
стороны — первобытный, дикий, некультурный,
невежественный удар кулаком, с другой
— удар цивилизованный... Искусство
выступало здесь против природы.
Ожесточенный человек — против варвара...
Низкорослый — против великана.
Преимущество было на стороне первого.
В пятой
схватке Хелмсгейл, внезапно нагнувшись,
затем выпрямившись волнообразным
движением пресмыкающегося, ударил
ирландца под ложечку. Колосс зашатался.
— Незаконный
удар! — крикнул арбитр и объявил
пятиминутную передышку... Ирландцу
вытерли кровь на глазах и пот на теле,
затем вставили в рот горлышко фляги, и
поединок продолжался.
Это
была одиннадцатая схватка, когда, не
считая раны на лбу, у ирландца была
помята грудная клетка, распух живот и
было повреждено темя. Хелмсгейл нисколько
не пострадал. Публика требовала
прекращения поединка, но ирландец,
шатаясь как пьяный, сказал, что он
продолжит поединок с одним условием,
если и за ним признают право нанести
один незаконный удар. Со всех сторон
закричали: «Согласны!» ... После пятиминутной
передышки схватка возобновилась.
Маленький человечек нашел способ
засадить великана в клещи, иначе говоря,
Хелмсгейл вдруг захватил огромную
голову ирландца под свою левую руку и,
держа под мышкой затылком вниз, стал
правым кулаком колотить по голове
противника, словно молотком по гвоздю,
сверху и снизу, пока не изуродовал все
лицо. Когда же ирландец получил наконец
возможность поднять голову, лица у него
больше не было.
... Никто
уже не чувствовал голода. Ставки на
шотландца были удвоены. Были уверены в
выигрыше...
Это
была двадцать пятая схватка. По тому,
как этот циклоп (ибо одного глаза он
лишился) стал в позицию, все поняли, что
это конец: никто уже не сомневался в его
неизбежной гибели.
Защищаясь,
он поднял руку выше подрободка: это был
промах умирающего. Хелмсгейл, занеся
руку, ударил противника. Однако странное
дело: упали оба... Ирландец воспользовался
страшным ударом, который Хелмсгейл
нанес ему по черепу, и сам, вопреки
правилам, ударил ему в живот... Все
захлопали в ладоши, даже проигравшие.
Ирландец отплатил незаконным ударом
за незаконный удар. По мнению публики,
он действовал законно.
Лорд
Роберте, главный судья соревнований,
удовлетворенно возвестил:
— Я
выиграл тысячу двести гиней!» |
