Многие западные историографы спорта или преуменьшают, или мистифицируют физическую культуру азиатских народов. Они не признают того, что среди различных форм развития физической культуры, отличающихся от европейской, ее рациональная сущность выполняла роль общественного саморегулирования.

В Азии эпохи средних веков действительно не существовало культа достижений в нынешнем понимании этого слова. То, что в современном спорте происходит в рамках одного чемпионата, в ту пору выливалось в продолжительные ритуальные торжества. Но здесь речь идет не о том, что иным был ритм жизни, а о том, что нормы поведения арабов, китайцев, индийцев и японцев определялись жесткими рамками обычаев. Деятельность индивидуума и общества были взаимосвязаны значительно более тесно, чем в средневековой Европе. Вследствие этого даже успехи, достигнутые в состязаниях, связанных с физическими упражнениями, означали не славу одного человека, а прежде всего проявление высшей степени долга перед деревней, городом или племенем.

Если оставить в стороне мистифицированные течения, господствовавшие в Индии, рациональная сущность азиатской физической культуры легко поддается конкретному анализу. Державшаяся в секрете система физической подготовки, обеспечивавшая власть самураев, имела точно такую же общественную ценность, как и упражнения, применявшиеся в персидских «цитаделях», или же игры с преследованием у степных народов, имитировавшие похищения женщины или животного. В стрельбе из лука на полном скаку они состязались для того, чтобы в аналогичной боевой обстановке (спереди, сбоку и развернувшись назад) уметь точно поразить цель. А в ходе состязаний с арканом или поясной борьбы учились тому, чтобы не только уметь заарканить животное, но и в случае необходимости твердой рукой стащить с седла спасающегося бегством противника.

Неизменной принадлежностью празднеств народов Центральной Азии по случаю победы, торжества или сезонных праздников считались конные игры. Предания и путевые записки повествуют о народных героях, одержавших победу на боевых жеребцах в турнирах по преследованию и вооруженных поединках. Игры конного поло «цхен-бурти» и «човган», устраиваемые при дворах владык, были отображены в эпосах таких известных поэтов, как грузинский Шота Руставели (вторая половина XII века) и узбекский Алишер Навои (1441—1501). Многочисленные эпиграфические памятники XI—XIV веков в Узбекистане и Таджикистане упоминают конные салки «киз-куу» (Догони девушку!), которые происходят из племенных традиций похищения невесты. Наиболее выразительную форму соревнований, символизирующих похищение животных, сохранила игра афганских пастухов «вузкешхи» (перетягивание козы или теленка). Общераспространенная охота с облавой считалась испытанием на ловкость и выдержку при военной подготовке. В кругах знати большой популярностью пользовалась также соколиная охота.

Тот факт, что в развитии физической культуры средневековой Азии не могли сформироваться основы современного с точки зрения европейского понимания этого слова спорта, связанного со стремлением к достижениям и рекордам, это объяснялось не «особенностями психического склада» арабов, индийцев и китайцев, как это утверждают спортивные историографы, а социально-экономическими условиями, которые уже упоминались ранее. Потребовался чрезвычайно длительный период времени для того, чтобы простое натуральное крестьянское хозяйство стало производить товарную продукцию. В результате подавляющее большинство населения здесь в период между XVI и XIX столетиями и вследствие усиливающейся эксплуатации и ростовщичества обнищало значительно скорее, чем на западе в эпоху первоначального накопления капитала. Все новые и новые набеги кочевников, роскошь господствующих классов, а в более поздний период грабительская политика колонизаторов отбросили назад не только развитие экономической жизни, но и нормальный процесс развития физической культуры, который соответствовал бы более высокой ступени цивилизации.